Главная » КУЛЬТУРА » И все же Лоренс Стерн

И все же Лоренс Стерн

«Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» как упражнение в сенситивности

текст: Дмитрий Барченков

© Lyla Films

«Привет, Леонардо. Меня зовут Ксавье Долан-Тадрос. Я хожу в школу… Я — один из твоих фанатов. Я посмотрел “Титаник” (5 раз)» — так начинается оставшееся без ответа письмо восьмилетнего Долана кумиру ДиКаприо, которое режиссер не без иронических интонаций зачитал на премьере «Смерти и жизни Джона Ф. Донована» в Торонто. Оно же послужило отправной точкой и для самого фильма — наверное, самого сложного и при этом самого личного в карьере Долана.

Заблюренный экран. За пеленой едва различается женская фигура, заходящая в небольшую квартиру и бормочущая что-то о вони, Сиде Вишесе и самоубийстве. Через звуковой монтаж действие переносится в кафе, где за одним из столиков одиннадцатилетний Руперт (актер-вундеркинд Джейкоб Трамбле) расспрашивает маму (Натали Портман), не приходило ли письмо, написанное зеленым фломастером. Отрицательный ответ — явное лукавство: на пальцах матери отчетливо видны зеленые пятна. Неожиданно телевизор сообщает о смертельной передозировке у телезвезды Джона Донована (Кит Харингтон) — событии, ставшем финальным аккордом многолетней корреспонденции двух актеров — начинающего и состоявшегося, двух людей, у которых, по большому счету, не было никого более близкого, чем друг по переписке.

Но сюжет «Донована» оглядывается не только на личную историю режиссера — в уме Долан держит и «Письма молодому поэту» Рильке, в которых Рильке, ретранслируя основные идеи своего творчества, задается целью помочь юноше N обрести внутреннюю свободу. И действительно: отношения Донована и Руперта построены по схожему принципу, разве что актер духовно слабее поэта.

© Lyla Films

Заметен и еще один литературный поклон — роману Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди». Фильм будто бы работает по той же схеме: события показываются нелинейно, чувствуется бурление бессчетных лирических отступлений, заводится разговор с читателем/зрителем… Даже упор на некоторые визуальные детали — и тот роднит «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» (названия произведений, как ни странно, тоже схожи) с романом: цветная бумага умело заменяется цветным фломастером в руках как пишущего письма Джона, так и создающего титры Ксавье. Все эти параллели — наглядное доказательство того, что Долан, словно следуя заветам Стерна, продолжает традиции признающего лишь чувства сентиментализма.

Продакшен этого эпистолярного киноромана был довольно мучительным. Работа над сценарием заняла больше пяти лет. Этот сценарий, основанный на уступающем в изобретательности литературным референсам и довольно избитом формате интервью (его Долан уже использовал в квир-опусе «И все же Лоранс»), в ходе которого заносчивая и далекая от героя журналистка пытается вникнуть в неважные для нее проблемы, загнал режиссера в рамки сродни тем, что он рисовал героям «Мамочки» (почти целиком снятой в квадратном, 1:1, формате кадра). В интервью герои буквально анализируют пройденный опыт, делая нужные Долану выводы и не оставляя пространства для маневра зрительской мысли.

Дальше были тяжелые съемки, прерванные получением Гран-при в Каннах за «Это всего лишь конец света». И, наконец, занявший два года монтаж, итогом которого стало исчезновение из сюжета героини Джессики Честейн.

© Lyla Films

И все же результат, как бы ни ворчала международная критика (на Rotten Tomatoes рейтинг фильма составляет антирекордные для режиссера 18%, на Metacritic — 28%), оправдывает средства. Долан снял самое важное для себя кино, закрывая главные из поднятых им ранее тем и создавая себе репутацию не только сверхчувствительного автора, но и в каком-то роде «рок-звезды».

Впервые в своей исповедальности Долан доходит до самых ранних детских переживаний. Их концентрирует в себе герой Трамбле. В одной из первых сцен маленький Руперт спешит домой, чтобы посмотреть новую серию своего любимого ТВ-шоу (в главной роли — как раз Донован). Шквал переживаемых героем эмоций удивляет как его маму, так и зрителя, узнающего тут самого себя, спешащего к очередной серии «Зачарованных» или «Тайн Смолвиля». Признайтесь: было же!

Но и взрослый герой — Джон — тоже в каком-то смысле резонер: он отвечает за постоянную в фильмах Долана гей-линию. Невозможность открытого разговора о гомосексуальности знаменитостей, особенности института репутации в условиях прозрачности и истерии таблоидов — все это буквально разрушает карьеру и жизнь Донована. Случайно засвеченный любовник вместе со всплывшим фактом переписки с мальчиком становится неразрешимой проблемой, которая и подтолкнет звезду к самоубийству. Даже если в медиаконтексте десятых годов эти проблемы кажутся пройденными, далекими от актуальной ЛГБТК-повестки, в реальной жизни все еще по-старому: во многих штатах Америки до сих пор разрешена конверсионная терапия, а в шоу-бизнесе по прежнему в ходу практика «бороды» — когда скрытый гей заводит девушку-«ширму», играющую роль его возлюбленной на публике.

© Lyla Films

Так что при всей заезженности не раз уже проигранной Доланом гей-пластинки «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» — новый куплет в старой песне. Фильм не просто заново проговаривает, а прямо-таки расковыривает былые травмы. Повторное обращение к проблеме дискоммуникации в семье, обилие крупных и детальных планов и совпадение сроков производства заставляют говорить о дилогии с предыдущей картиной. Но если «Конец света» был, скорее, проекцией на экран жестокости мира взрослых (читай — реального), то эта картина — отражение мира детей (тоже жесткого — как может быть жестокой сказка). Обрамляющее фильм самоубийство Донована здесь воспринимается как сон, выстроенный Доланом мир не позволяет посмеяться над розовыми очками выросшего Руперта (Бен Шнетцер), а ближе к финалу и вовсе появляется волшебник (разве что не в голубом вертолете) — роль вселяющего надежду случайного собеседника Донована исполнил Майкл Гэмбон (его уже не одно поколение воспринимает исключительно как Альбуса Дамблдора из «Гарри Поттера»).

При этом в своей бесконечной интроспекции Долан не забывает кланяться своим музам. Прототипом Донована, очевидно, стал не реальный идол режиссерского детства ДиКаприо (хотя в этом контексте любопытными выглядят слухи о гомосексуальности актера), а, вероятнее всего, умерший (как и Донован, от передоза) в 1993-м Ривер Феникс, гей-икона (и при этом гетеросексуал) 90-х, ставшая звездой после роли в «Моем личном штате Айдахо» Гаса Ван Сента. Дух этого фильма чувствуется здесь как в красках, которыми пользуется художник Долан (особенно в домашних сценах с матерью Донована, блистательно сыгранной Сьюзан Сарандон), так и в постановочных решениях оператора Андре Тюрпена — например, в характерном наезде камеры на героев. Да и литературные аллюзии, которыми играл Ван Сент («Айдахо» был парафразом шекспировского «Генриха IV»: герой Киану Ривза списан с принца Хэла), в инструментарий Долана тоже вошли, как видно, достаточно прочно.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Источник

Оставить комментарий