19 сентября 2019Кино
168

«Русские мужчины должны быть уставшими»

Светлана Проскурина о своем «Воскресенье», неизбывной русской тоске и очищающем страдании

текст: Антон Фомочкин
Detailed_picture© Валерий Матыцин / ТАСС

В прокат выходит «Воскресенье» Светланы Проскуриной — фильм о повседневных тяготах российского чиновника, косвенно ссылающийся на роман Толстого «Воскресение». Провинциальный управленец Дмитрий Терехов (Алексей Вертков) получает послание «Скоро умрешь». Злой рок последовательно вмешивается в распорядок его выходного дня. Любовница (Александра Ребенок) пытается покончить с собой. Мать (Вера Алентова) больна и настойчиво просит срочно купить ей участок на кладбище. Местные жители выходят с пикетами против выкапывания деревьев в парке, в любой дискуссии о благоустройстве апеллируя к тому, что «людям жрать нечего, а вы думаете о велодорожках». От проблем герой устало откупается заготовленными белыми конвертами с деньгами, которые все принимают, не пересчитывая. Фильм дает развернутую панораму русской жизни с упором на узнаваемые типажи — от водителя-националиста и активистов поисковых групп до инфернальных беспризорников. Соприкасаясь с этим миром, Терехов не испытывает ничего, кроме безразличия.

— При чем тут Толстой?

— Сначала мы с Сабиной Еремеевой (продюсер фильма. — Ред.) решили делать «Воскресение» по Толстому. Но наш личный сюжет складывался так, что мы отказались от этого. Пригласили Екатерину Тирдатову. Толстой остался в виде «воздушной подушки». Остались им заданные вопросы, которыми никогда не утолится русский человек и из-за которых мы и возвращаемся к нему. Мы рассуждали про Нехлюдова, анализировали его конфликт, его ощущение себя в пространстве, его лишнесть среди людей.

— Протагонист «Воскресенья» находится в таком подвешенном состоянии. Это же герой-резонер? Вы чувствуете себя сегодня так же?

— В эмоциональном смысле, конечно, это я. Не в биографическом, не в сюжетном. Разговор не про профессию, не про чиновников. Я видела анонсы, в которых писали, что этот фильм обличает коррупцию. Это смешно. Я никого не обличаю, я только обозначаю проблему. Жизни чиновников глубоко я не знаю. Сталкивалась с ними только по каким-то бытовым, ничтожным делам. Видимо, они работают. Но самая главная, на мой взгляд, беда — не воровство или коррупция. Интонация не изменилась. Нет нового типа поведения. Нет нового стиля. Это очень заметно в провинции (я много живу в деревне). Ты приходишь в кабинет даже самого маленького чиновника. Он — словно царь, а я — никто. Ему совершенно неинтересно мне помочь, услышать, понять. Ему интересно отстоять свое пространство и как можно быстрее вывести меня из кабинета, даже когда они знают меня, знают, что я не разрешу разговаривать с собой высокомерно. Эта интонационная природа остается, и тогда я думаю: что же происходит, когда приходит восьмидесятилетняя деревенская старуха? Она же не дойдет до кабинета. Власть не приобрела милосердия, не приобрела чувства служения.

— Если мы говорим о «подушке», оставшейся от Толстого, его идеях… То, с чем столкнулся Нехлюдов, изменило его. У вас же главный герой словно движется и не меняется, соприкасаясь с действительностью.

— Да, он почти не действует. Энергия власти и денег находится за пределами его страстей. Как бы он ни был пассивен, для меня это настоящий русский герой. Дело не в его профессии. Он никого не представляет. Ни власть, ни общество, ни интеллигенцию. Он представляет только самого себя и отвечает только за самого себя. Вторая беда нашего времени — тотальная имитация. Какая бы тема ни была поднята, мы придем к тому, что получим суррогат. Терехов хорош тем, что ничего не имитирует. Он отважен и не боится задавать себе любые вопросы.

Фильм начинается. Любовная встреча с женщиной в алой кофте. Она хочет уходить. Он сидит — инертный, обособленный. Эта женщина забрала его энергию, но на самом деле она заразилась его состоянием — и пошла цепная реакция, это состояние поддержано всем темпоритмом картины. Оно едино для всех персонажей. По Бродскому: «нас отличает друг от друга только степень отчаяния от самого себя». Эта фраза характеризует любого героя после встречи с Тереховым. Он ничего не делает, но движет сюжет. Это настоящий герой, которому нужно умереть, чтобы воскреснуть. Мне была важна эта цепная реакция, которая объединяет нас, вырабатывает единое дыхание. Если мы говорим о Толстом, то он писал, что его отца многие считали безвольным человеком, но он, самоустраняясь от проблем, сохранял свою свободу. Терехов хочет ясности, и часто ему предпочтительнее дать человеку конверт с деньгами, чем ударить его по лицу. Это не безволие, а осознанное поведение.

Кадр из фильма «Воскресенье»Кадр из фильма «Воскресенье»© ПРОвзгляд

— Концепция Толстого о непротивлении тоже проявляется в вашем фильме? В том числе, например, через конверты — как попытку откупиться от этого зла.

— Абсолютно. Когда погружаешься в художественное пространство, ответы кажутся легкими. Как только ты попадаешь в это пространство зла, даже если имеешь характер, тебя моментально считывают. Задают вопросы, после которых тебе хочется как можно скорее закончить со всем этим процессом. Это не безволие, Терехов оказывается в зоне, где остается только отдать деньги. Лишь бы его оставили в покое. Дали собраться с мыслями. Мы все смертны. Это для Терехова настолько безусловно и так его сейчас занимает, что ни встреча с женщиной, ни тяготы больной матери, ни проблемы на работе не дают передышки этим думам. Это как вновь и вновь языком дотрагиваться до больного зуба.

— Герой кажется очень нездешним, человеком прошлого. В сцене на кладбище он смотрит на портрет родственника на надгробии и видит самого себя.

— Да, все верно.

— Расскажите чуть подробнее о работе над его образом.

— Мы с Алексеем Вертковым посвятили довольно много времени подготовке к фильму. Много думали об эмоциональной тональности. Например, меня восхитила выставка Ансельма Кифера в Эрмитаже. Он по мотивам Хлебникова делал чудесные инсталляции. Усталые фактуры, усталый город, усталый человек. Русские мужчины вообще должны быть уставшими. От ожидания войн, от мыслей о том, как выстоять, как прокормить семью. У Кифера мы нашли очень точные колористические фактуры. Его композиционный ритм нам очень близок. Нам важно было подцепить ощущение, когда ты разрешаешь себе опуститься на дно для того, чтобы от него оттолкнуться.

А в Пушкинском была изумительная выставка Хаима Сутина. Мы с Лешей ходили, и она нам помогла. Трудно сказать — чем. Но ракурс на белый свет у Сутина был нам близок. Конечно, мы что-то читали, подробно говорили о Толстом.

— Вам важно, чтобы зритель чувствовал тот же дискомфорт, который чувствуют ваши герои?

— Не рационально. Только в том случае, когда это помогает зрителю разгадать характер на экране. Я никогда не создаю дополнительных неловкостей актеру. Для меня всегда странно, когда кто-то руководит из-за плейбека через микрофон. У нас на площадке непрекращающийся контакт. Актер у меня всегда готов импровизировать, получить новую задачу внутри кадра. Это заставляет быть мобилизованным.

— В фильме отчаяние поражает главного героя, его мать, ее сиделку в том числе и физиологически. Для вас отчаяние — болезнь?

— Страдать человек обязан. Только страдание делает человека человеком. Только страдание формирует наше лицо и дает возможность за него отвечать. Никаким иным образом мы не сможем предъявить свою живую душу. Болезнь ли отчаяние? Нет, иногда это и здоровье. Оно может быть заразительным. Но если ты чувствуешь это — значит, ты жив.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320733
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325846